- Но все же славословия в адрес цивилизованности, благосостояния и культуры западных стран имеют почву. Они стали предметом подражания для многих в России. Чему-то стоит подражать?

- Надо поражать не гедонистическому настрою — идее жизни как источнику наслаждений, а отношению к труду как к долгу христианина перед Богом и людьми, как к высшему предназначению человека, которое было утрачено в богоборческий период, но было глубоко осознаваемо в православной России.

Но исторически совершенно некорректно приписывать протестантизму вообще культуру. Изначально, например, кальвинизм вообще под страхом смерти запрещал все проявления культуры, танцы, музыку, сочинительство любого рода. Культура продолжалась вопреки диктату.

Протестантские страны не явили миру вообще никаких особенных достижений культуры — их явили романо-германский католический дух и православная Россия, а вовсе не Просвещение и Реформация. В области культуры признанными лидерами в Западной Европе являются — немцы, итальянцы, французы и Шекспир — католик. Кстати, его жена Анна была пуританкой и всегда была страшно недовольна его пристрастием к «пустой забаве» — сочинительству, что и стало причиной его переезда в Лондон, это фигурирует в учебниках. В произведении «Король Лир» предсказано вырождение христианского духа — Корделия, которая любила отца «как долг велит», умирает: моральный долг измерен и превращен в вексель.

Просвещение и Реформация родили вовсе не культуру, а ростовщика — главного могильщика всей европейской культуры и крушителя всех великих духовных и культурнызх традиций человечества. Его порождение — персонажи Золя, а не герои Шиллера.

- Наших граждан, похоже, сегодня интересует не культура, а благосостояние и безопасность, криминализация. В протестантских странах, в Скандинавии действительно высокий уровень жизни и, как считается, меньше преступности?

- Россия построила промышленность и города в широтах, где даже в Канаде никто не живет. У нас расстояние между центрами в 5-10 раз длиннее, отопительный сезон — 8 месяцев, сельско-хозяйственный — 4-5 месяцев против 7-8 в Европе, а глубина фундамента под любую застройку из-за промерзания в 3-5 раз глубже Это не просто «успешность» — это подвиг. Протестанты не стали бы этого делать — они бы перековали орала на мечи и пошли бы завоевывать других, что они и делали. Именно протестантским странам свойственно особенно пренебрежительное отношение к туземцам — апартеид Южной Африки создали французские и голландские гугеноты — кальвинисты. Американские пуритане уничтожили индейцев даже не в период становления своего общества, а в период его расцвета — в середине XIX века.

Что касается благосостояния, то русские, конечно, были бы намного богаче, если бы в течение четырех веков расширения державы присваивали бы себе и землю, и труд присоединяемых народов. Россия, рсширившаяся на 22 млн. кв. км от Буга до Тихого океана не отняла ни одного квадратного метра земли у местных владельцев и не отдала его ни русскому крестьянину, ни аристократу. Британцы согнали в середине XIX века ирландцев с земли и около 2 млн. умерли с голоду. Эта трагедия до сих пор проявляется в ненависти ирландцев к британцам. Что касается повадок англичан в Индии, то можно привести записки очевидца- немца «цивилизаторской миссии англосаксонской расы»:

«На железных дорогах Индии существуют вагоны для черных и для белых… мальчишка англичанин, садясь на маленькой станции в вагон и заставая в нем хотя бы туземных раджей, может безнаказанно вытолкать их в шею со всеми вещами..».

«Однажды у одного лорда на званом обеде присутствовал сын местного раджи, европейски образованный молодой человек, которому выпало по протоколу сопровождать к столу супругу одного отсутствующего английского офицера…. Когда он подал ей руку, последняя презрительно смерила его с головы до ног и, повернувшись к нему спиной, грубо и громко заявила свое недоумение, что ее пригласили сюда затем, чтобы оскорблять, давая ей в кавалеры грязного индуса… и демонстративно вышла… Чтобы протестовать против этой некультурной выходки гордой альбионки и вывести из неловкого положения раджу, моя дама… жена полковника, с моего согласия подошла к радже, предложила ему руку и вошла со своим темным кавалером в залу столовой…».

Не им менторствовать.

В Скандинавских странах действительно меньше преступности, в частности бытового воровства. Но в Швеции сдерживали преступность не свободами и демократией, а жестокими репрессиями, которые не снились России. Там в течение столетий за кражу булки отрубали руку. После таких времен действительно люди перестали вешать замки на ворота. В России самый жадный лавочник пал бы на колени и возопил бы о помиловании воришки, который у него украл хлеб!

В этих протестантских странах рационализм так велик, что экономические преступления всегда карались строже всего, так как собственность — это для них святыня. А вот в области нравственности все наоборот. Вот уж где грех не считается даже грехом! — В Дании уже узаконены однополые браки с разрешением на усыновление детей! В Швеции еще в 60-70х годах в педагогических коллективах обсуждалась проблема — устраивать ли в школах специальные помещения для того, чтобы подростки хотя бы уединялись, а не предавались любовным утехам прямо в коридорах на глазах у всех! В Финляндии дело получше, но там, между прочим, закон Божий преподается и Христианство — государственная религия.

Швеция, Дания, — совершенно безликие рациональные общества, где умеренность и аккуратность — главные черты. У голландцев есть даже анекдот про самих себя: «Если увидишь, как на балконах сушится выстиранная туалетная бумага, — знай: ты в Голландии».

- Вы много лет прожили в Америке, которая стала кумиром наших западников. Ее очень любит и Познер. С каким впечатлением вы оттуда уехали?

- Американцы в целом и в личном общении — очень дружелюбные и доброжелательные, очень простодушные. Америка — воплощение протестантского духа и либерализма на чистой доске, это как бы клон из лавочника, искусственно вырванного из более многогранной среды, где кроме «третьесосоловных идеалов» еще была аристократия с ее «Честь дороже жизни!» и фундаменталистские устои народа. Вспомним фольклор! В сказках всех народов мира героические поступки совершал либо царский, либо крестьянский сын — оба по разным причинам не связаны с задачей увеличения собственности. И во всех сказках имеется персонаж — лавочник либо меняла на Востоке. Его образ наполнен презрительным содержанием, хотя он не совершает никаких правонарушений, но не способен на высокий поступок, широкий жест — милость, жалость, сострадание. Он готов любую ситуацию использовать к своей выгоде. Такое воплощение третьесословных идеалов являет собой Америка. Но это цивилизация без культуры как порождение духа.

Немецкий философ Вернер Зомбарт описал с сарказмом идеал американца, воплощенный в «Автобиографии» Бенджамена Франклина. Американцы у Зомбарта представляют капиталистический дух «в его высшей пока что законченности»: «первенство приобретательских интересов…безусловная, безграничная, беспощадная нажива — величайший экономический рационализм». Франклин сделал «реестр добродетелей» — каждый день он делил страничку на две части и в столбик записывал мельчайшие расходы и доходы, а также свои плохие и хорошие посутпки. Вечером он подводил итог — «сегодня я был хорошим человеком! Сразу вспоминается притча о мытаре и фарисее!

Долг, который мы находим у воплощенного пуританина Б.Франклина, сводится к таким добродетелям как «не объедаться», «копить» или «помолиться Всевышнему о ниспослании еще большего успеха и богатства». Но это вовсе не христианская аскеза, как и франклиновское суждение: «Человек, которому Бог дал богатство и душу, чтобы его правильно употреблять, получил в этом особенное и превосходное знамение милости».

- Есть книга французского автора — де Токвиля, который посетил Америку в XVIII веке. Ее считают гимном американской демократии — как идеалу для всех в будущем.

- В книге «Демократия в Америке» Алексис де Токвиль с грустью констатировал, что будущее — за средними классами с их приземленными идеалами. Он и предсказал удел наций, пошедших по американскому пути — к рационализированной внешней свободе и духовной одномерности. Нет ничего парадоксального в том, что одновременно он признал завидную рациональность, с которой американские законы и «демократия» обслуживают потребности американской нации. Из книги очевидно, что Токвиль оценивает эти потребности и идеалы как целиком третьесословные, своей приземленностью вызывающие у него исключительно скепсис к духовному горизонту «демократических народов».

Но он писал о примитивности сознания, о том, что в Америке нет свободы Духа и поэтому там никогда не будет великой литературы, для которой не важна свобода внешняя, а важна свобода внутренняя! Токвиль на примере Америки предсказывал с грустью унификацию человечества, утрату духовного поиска. Примитивность представлений о мироздании — это бросающаяся черта американца — что-то на уровне 12-летнего подростка. Что касается культуры, то Америка — безусловный лидер в культурной «дебилизации» человечества, там не нужно двух развлечений для сорокалетнего отца и десятилетнего сына — один Микки Маус и Клинт Иствуд удовлетворят обоих.

А. де Токвиль предсказал «измельчание личности» и утрату стимула к ее росту, угрожающие «демократической Америке», поскольку она выращена из англосаксонского третьего сословия, и тем, кто последуют ее путем. Перед его взором в будущем были «неисчислимые толпы равных и похожих друг на друга людей, которые тратят свою жизнь в неустанных поисках маленьких и пошлых радостей, заполняющих их души».

Кстати, Токвиль весьма проницательно почувствовал, что «демократия» породит «индивидуализм» и атомизацию общества. В отличие от «эгоизма — древнего, как мир, порока» отдельных людей, он трактует индивидуализм как явление социальной психологии, которое побуждает «изолироваться от ближнего» и на фоне прокламаций о счастье всего человечества «перестать тревожиться об обществе в целом». «Над всеми этими толпами возвышается гигантская охранительная власть, обеспечивающая всех удовольствиями и следящая за судьбой каждого в толпе», эта власть стремится к тому, чтобы «сохранить людей в их младенческом состоянии». Она охотно работает для общего блага, но при этом желает быть единственным уполномоченным и арбитром. «Отчего бы ей совсем не лишить их беспокойной необходимости мыслить и жить на этом свете»? Чем не пророчество смерти культуры и духовного тоталитаризма? Де Токвиль здесь предвосхищает не только Освальда Шпенглера с его «Закатом Европы», но и Олдоса Хаксли («This brave new world»).

- В чем же различие протестантского духа от русского православного?

- В нравственном целеполагании за пределами земной жизни. Протестантизм — Отход от Нового Завета — к Ветхому. Он порождение ереси хилиазма и философии прогресса — в отличие от идеи Спасения и искания Царства Божия. Об этом писали русские философы В.Лосский, Карсавин, что вовсе не означает безгрешности. Николай Бердяев подчеркивал, что «русская идея» — не есть идея цветущей культуры и могущественного царства, а есть эсхатологическая идея Царства Божия. Она выражена, кстати, лаконично преподобным Серафимом Саровским — стяжание Духа Святого в себе.

Характерной чертой русского сознания, причем от аристократа до крестьянина, является презрение к так называемому мещанству как воплощению мелкобуржуазных добродетелей, включающих как предпринимательский дух и «мещанский» идеал среднего стабильного достатка и комфорта. Русский интуитивно отторгает и презирает «умеренность и аккуратность» как черту «коллективной посредственности и деградации всякой яркой индивидуальности».

Такое отношение в равной мере характерно как для воинствующих либералов-западников вроде А.Герцена и В.Белинского, так и для их противоположности — славянофилов и традиционалистов и таких мыслителей как Ф.Достоевский и как Л.Толстой. Достойно внимания, что и после семидесяти пяти лет целенаправленной выработки «нового», то есть единого человека в социологии до сих пор нет термина «средний русский», ибо его не существует. Но средний американец — это утвердившееся понятие в социологии.

В свое время Константин Леонтьев предупреждал о гибельности «общечеловеческой» культуры, назвав один из своих текстов: «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения». В то время западный человек еще сам бунтовал против десакрализации, приземления Духа и «скотского материализма», что проявлялось в периодическом всплеске героизма и романтизма в философии, литературе и искусстве. Вспомним Шиллера, Эдмона Ростана с его Сирано, который взывал о вечном стремлении к идеалу. Сегодня «средний американец», претендующий устами его лидеров предложить общечеловеческую «постхристианскую» цивилизацию, превращается в орудие гибели некогда великой европейской культуры.

М.Вебер — классик теории о протестантизме как основе современного капитализма, признавал, кстати, что этика протестантизма по отношению к труду и богатству — противоположна Нагорной проповеди и сам скептически относился к христианству. Он признавал, что протестантская этика — отступление от Заповедей, но это приветствовал, полагая Нагорную проповедь несовместимой с мирской деятельностью.

Высшая цель государственного общежития для западных людей — это способствование «заполучать всего как можно более: власти, богатства» — писал Д.Хомяков — сын Алексея Степановича Хомякова. Иван Ильин, упоминая, как французы не могли понять, почему русские сжигают собственную Москву, чтобы она не досталась завоевателю, пишет: «Россия победила Наполеона именно этой совершеннейшей внутренней свободой… Нигде люди не отказываются так легко от земных благ… ради высшей цели, нигде не забываются так окончательно потери и убытки, как у русских».

Совершенно противоположный вывод сделал А. де Токвиль о «протестантских демократических странах», организованных на третьесословных идеалах, столь чуждых русскому национальному характеру: «Ни один класс не обнаруживает столь упорного и цепкого чувства собственности как средний класс», для которого «постоянные заботы и ежедневные усилия, направленные на увеличение своего состояния, все крепче привязывают их к собственности. Мысль о возможности уступить самую малую ее часть для них невыносима, а полную утрату собственности они расценивают как самое страшное из несчастий… Ни в одной стране мира чувство собственности не носит столь активного, беспокойного характера, как в Соединенных Штатах».

- Похоже, наши атеисты-западники отрицают Россию действительно не за ее грехи, а за самую суть ее исторического пути, за все, что составляет ценности и цели национального бытия…

- Тотальный нигилизм в отношении России и оды в адрес «западного рационализма» подтверждают меткое суждение Ивана Ильина: подобные авторы и «все их единомышленники отвергают Россию за то же самое, за что они отвергают христианство: Россия ими презираема именно за ее христианских дух — столь прочувственно выговоренный Тютчевым…» («Эти бедные селенья…»). Ильин отметил, что, как правило, эти авторы судят о России с ницшеанской точки зрения, отвергая христианство как выдумку, а «Россию как страну рабов, пошедших за ней в желании упорно увековечить деспотию и варварство».

Все их суждения — книги А.Янова, Р.Пайпса, да и У.Лакера пронизаны тем самым глубинным отторжением христианских «выдумок», которое только и могло произвести столь слепую ненависть ко всему историческому пути России. Для подобных авторов «Россия — это славянское ничто, прикрывающегося учением апостола Павла об избрании благодатию; утешающееся вместе с рабами, отверженными и прокаженными мировой истории тем, что все равно де последние будут первыми».

Православная Россия с ее ценностями, о которой и мы говорим в своей программе, для либералов-истматчиков — это проповедь вечной ночи, от которой нужно спасать весь мир, уверенно идущий по пути «прогресса». Судя по их воззрениям прогресс — это отказ от всех христианских понятий и категорий. Для них мы — те русские, что даже после полувекового материалистического воспитания вновь пытаются воскресить эти идеалы, гораздо опаснее, чем убежденные большевики, а наш идеал — это символ варварства, проявляющегося в стойком постыдном равнодушии к обществу потребления. Во всей истории более религиозные народы всегда более духовны и меньше озабочены устроением земного благополучия и его постоянными перестройками, так как имеют устремление к духовному горизонту и построенный на этом стремлении патриархальный быт.

Все это, по мнению наших идейных оппонентов, как раз показывает «историческую бесплодность» «русской цивилизации», которая, по их мнению, неспособна «построить «нормальное современное общество». Но ведь критерии нормальности и успешности также могут различаться вместе со смыслом исторического бытия. Какое общество «успешнее» — где ровнее газоны и больше товаров или где меньше людей утратили понятие греха, где меньше транссексуалов и содомитов?

Греция, конечно, могла бы быть экономически успешнее, если бы в Страстную Пятницу торговала. Но в этой православной стране — в Страстную Пятницу рестораны закрыты, причем не декретом, а самими владельцами, которые не мыслят, что можно наслаждаться едой в такой день! В Америке, я это знаю и видела: пятница перед Пасхой — это выходной день. И это день самых масштабных в году распродаж и снижений цен на все товары домашнего обихода. И вот, вся Америка, которую пуритане-протестанты строили как религиозную страну, — эта Америка садится в автомобили и с 10 утра до 10 вечера «покупает и экономит, покупает и экономит» («Buy and save!») — одеяла, пальто, посуду, технику, мебель! Его Величество Ростовщик торжествует. Но в Воскресение все идут в Церковь нарядные с детишками в лаковых туфельках и кружевных шляпках…

- Но почему они все время так беспокоятся о России? Если она так неуспешна, так ничтожна, то почему бы им вообще не забыть о ней?

- В том-то и дело, что сам факт непрекращающихся дискуссий о неуспешности России во всех ее начинаниях, побуждающих к натяжкам и искажениям истории, доказывает как раз обратное — вполне реальную конкурентоспособность России, причем как духовную, так и материальную, иначе бы о ней просто забыли.

- А как сами европейцы оценивают собственное состояние в области культуры?

- Великие европейские интеллектуалы конца XIX — начала XX века — философы Шпенглер, Ферреро предсказали Закат Европы именно из-за утраты ее духовного задания. Об этом трубят сегодняшние европейские интеллектуалы- консерваторы, связывая этот упадок именно с дехристианизацией сознания европейцев. Интерес к Православию среди этих кругов — огромен. Они считают, что у России есть шанс спасти и Европу. Конечно, не ровные газоны, с этим мы безнадежно отстаем, но то духовное задание, что двигало Европой в периоды, когда она возрастала и являла миру великие державы и великую культуру.

Источник                                                                                                                                                                                                                           2003 г.