В середине девяностых один молодой популярный шоумен и юморист жаловался на ханжество публики: когда, мол, солёный анекдот рассказываю в курилке за сценой, все ржут, как лошади, включая женщин, но стоит мне тот же анекдот рассказать со сцены, в зале начинают переглядываться, фыркать и даже свистеть. Вот, мол, какие у нас лицемерные люди в стране живут.

На деле молодой человек, не заметив, открыл для себя базовый принцип любой культуры и — шире — цивилизации: всему своё место и время. В своём купальном костюме вы будете прекрасно смотреться на пляже, но вызовете недоумение на великосветском приёме. И в этом нет никакого ханжества. Со своей подружкой на скамейке вы говорите не так, как с коллегой на медицинском консилиуме. Есть время разбрасывать камни, и есть время разбрасывать камни прицельно.

Тривиальные вещи, да? Но последнее время часто приходится повторять раз за разом банальности. И чем дальше, тем чаще банальности звучат не как скучное менторство, а как вызов. Это тревожный симптом.

Мы живём в невидимом социальном доме, построенном из традиций, условностей, привычек. Нас объединяет не только язык, национальность или общее пространство, но и те сказки, которые нам читали в детстве, та музыка, которую мы слушали в юности, наша школьная программа, студенческий сленг — тысячи мелочей, которые ты в обыденной жизни не замечаешь. Общая история, общее к ней отношение — общая судьба.

Никто в здравом рассудке не станет жаловаться, что стены его собственной квартиры как-то ограничивают его же свободу. Наоборот, стены защищают. Наш дом — наша крепость. А наша культура — наша цитадель. Сотнями писаных и неписаных правил она защищает нас от нашей же собственной дикости. Но всегда, когда мы говорим слово «культура», надо бы на самом деле хвататься за пистолет. Или за какое другое оружие. Потому что всегда при этом подразумевается некая граница, которую стоит защищать. Вот тут — «культура», а вот тут — уже «бескультурье». Там чужие земли, там неприятно пахнет смертью. Стой, кто идёт?

Но что сегодня делают наши, так сказать, пограничники? Ну, деятели нашей великой культуры. Они подписывают пространное письмо в защиту группы Pussy Riot. А что? Всё в лучших русских традициях. Милость к падшим, чувства добрые. Это хорошо, это правильно. Это вот и мировое сообщество поддерживает. Гуманизм же. Да и Нагорную проповедь почитайте, там всё сказано.

Но я не припомню что-то никакого письма от деятелей нашей культуры сразу после осквернения главного храма нашей страны. Осуждаем, дескать, варварство и всё такое. Судить, может, панк-куриц и не надо, но пора бы уже сказать, что это неприемлемо, что это никакой не политический протест и не художественная акция, а дрянь и мерзость. В глазах любого — верующий он или атеист. И что журналисты, которые были на этой акции — пособники этой мерзости. И что деятели культуры с этими журналистами всякие отношения прерывают.

Нет. Такого письма, вроде, не было. Не могу найти в поиске. Зато мегабайтами вываливаются тексты, в которых нам подробно объясняют, почему девушки замечательные и поступок их в высшей степени похвальный. Почему это не кощунство, а новаторская молитва, идущая от сердца. Почему это не вторжение в чужое пространство и не хулиганство, а образчик высокого искусства. Почему РПЦ настолько загнила, что в неё невозможно не плюнуть. Почему Путин так ужасен, что это позволяет трясти разноцветными ляжками в любых исторических местах.

И тут ты осознаешь, что ответить на это вообще нечего. Нет слов. Ведь сама культура и строится на том, что многие вещи объяснять не надо, они с детства должны быть привиты, а потом проявляться автоматически. Если взрослые люди интуитивно не чувствуют границ, за которыми начинается мерзость запустения, то сделать уже ничего нельзя. Ещё хуже, если чувствуют, но закрывают на них глаза, потому что теперь наступил век мерзости, а жить как-то надо. В любом случае, следует сказать прямо: мы в зоне катастрофы. Так просто назад это не откатить, мы ж забыли сохраниться на предыдущем уровне.

Представьте, что вы пришли в любимый ресторан, сделали заказ. И вдруг милый юноша за соседним столиком берёт и смачно сморкается в скатерть. А потом спокойно продолжает пить свой американо. Вы в шоке оглядываетесь по сторонам, но никому и дела нет. Каждый занят своим. Тот господин шумно пускает ветры, этот — мастурбирует, зевая. Та девушка задумчиво ковыряет в носу, а вон та с чавканьем жрёт персики, не утирая сок. Вокруг ходят, улыбаясь, официанты и то и дело плюют в заказы, которые разносят. Вы мучительно хотите проснуться. Вы надеетесь, что сейчас выскочит бодрая дива с криком: «Улыбнитесь, вы в скрытой камере!». Но дивы нет, и вы не просыпаетесь. А окружающие уже начинают коситься на вас — вы как-то странно себя ведёте. Вилку с ножом зачем-то попросили. Не пораните ли вы кого?

Де-факто мы уже находимся в границах этого мира, который до сих пор многим кажется абсурдным. Но это уже случилось, это прямо здесь. Больше нет гипербол и преувеличений.

О фильме «Служу Советскому Союзу» много было сказано, много копий сломано. Однако стихотворный ответ генерального директора НТВ господина Кулистикова на обращение министра культуры едва всколыхнул информационное поле, да и канул, будто ничего не случилось. Нет реакции на сайте министра культуры, нет реакции деятелей этой самой культуры. Кто-то из них даже хихикнул в кулачок.

А ведь, на мой взгляд, произошло нечто гораздо худшее, чем сама демонстрация такого фильма 22 июня. Нет, вы можете считать, что фильм — настоящий шедевр. А министр — худший прачечный министр за всю историю. Вы можете полагать, что министру не следовало публично обращаться с просьбами к руководству телеканала. Что угодно.

Но вы не можете сказать, что ответ господина Кулистикова укладывается хотя бы в какие-то рамки приличия. Это, извините, хуже, чем высморкаться в скатерть на людях. Человек в годах, с дипломом МГИМО и знанием нескольких иностранных языков быкует в стиле отрицательных героев худших сериалов на его собственном канале. Выкладывает нечто хамско-графоманское на официальном сайте, похрюкивая, видимо, от удовольствия и предвкушения. Господин Кулистиков жанром не владеет, и любой профессиональный остряк третьего эшелона спокойно может размазать генерального директора тонким слоем паштета по всей эфирной сетке. Но этого не происходит. У министра культуры нет вообще никакой поддержки?

Впрочем, хляби небесные разверзлись давно. И хлещет оттуда потоком. Мы тут скоро полностью накроемся серебряной калошей.

Обманывать себя не стоит. Ворота цитадели распахнуты, стражи сами их открыли. И ушли сочинять открытые письма в перерывах между корпоративами. Подписываться деятелями культуры им, наверное, более не следует, потому что раз не существует ясных границ, то и непонятно, где культура, а где уже нет. Так что можно просто подписываться — «деятели». Не сидят ведь люди, а что-то делают.

Но и та часть общества, которая недовольна происходящим, тоже реагирует бурно. То есть вовсю бурчит. Как я сейчас. Это, конечно, всё изменит. Напугает, кого надо. Как в переделке a la Кулистиков:

Но сурово брови мы насупим,

Если враг захочет нас бомбить.

Мы, учтите, этого не любим —

Так и будем хмурые ходить! (с)