Нападение на корреспондента газеты «КоммерсантЪ» Олега Кашина,
совершенное в ночь на 6 ноября, наделало много шума, затмив собой
преступление, на мой взгляд, куда более страшное и совершенно
запредельное по своей жестокости. Я имею в виду убийство двенадцати
человек, в том числе четырех детей, в станице Кущевская Краснодарского
края, случившееся сутками раньше – 5 ноября. На сегодняшний день, по
данным следствия, задержано четверо подозреваемых, двое из которых –
несовершеннолетние. Причем одному – всего шестнадцать лет.
Узнав
об этом, я вспомнил примечательную сценку, невольным свидетелем которой
стал во дворе своего дома: спорили два хорошо одетых мальчугана лет
десяти-двенадцати. Диспут сопровождался сочным потоком «фени», которая
сделала бы честь матерому рецидивисту. Препирались же мальчишки о том,
кто из них сегодня будет … киллером. Каждый хотел, чтобы эта «почетная»
роль досталась именно ему.
Обратите внимание: если с телеэкрана
звучит фраза «работал профессионал», то в девяносто девяти случаях из
ста она относится не к врачу или инженеру, а именно к киллеру. Вот и
получается, что лишь он у нас в стране настоящий профессионал, то есть
специалист, выполняющий свою работу быстро, качественно и в срок. Причем
специалист, в отличие от тех же врачей и инженеров, высокооплачиваемый.
Так, может быть, пора вносить эту специальность в государственный
реестр профессий, проводить всероссийские конкурсы профессионального
мастерства и вводить почетные звания и знаки? А что? Кто-то принимает
заказы и делает торты, а кто-то принимает заказы и «убирает» людей. Не
зря же писал великий поэт: «Все работы хороши. Выбирай на вкус». Вот и
выбирают.
Уже лет двадцать в стране идет планомерная перенастройка
общественного сознания: минус постепенно меняется на плюс и наоборот.
Помните, как в начале девяностых у нас не стало проституток? Зато
появились завораживающе непонятные путаны и непринужденно порхающие по
Тверской ночные бабочки. А ведь это не просто смена названия древнейшей
профессии. Это полная перелицовка ее имиджа. Кто такая в общественном
сознании проститутка? Падшая женщина. Совсем иное дело – путана. Не
случайно сразу после ребрендинга профессия сделалась самой престижной в
среде российских школьниц.
То же самое с киллером. Вряд ли те
мальчишки во дворе стали бы до хрипоты биться за роль убийцы, душегуба и
мерзавца. А вот киллера – запросто и с большим желанием.
Смена
названия позволяет замаскировать неприглядную суть явления и таким
образом сменить отношение к нему с резко отрицательного на нейтральное, а
еще лучше – положительное. Так что процесс этот далеко не безобиден.
Согласитесь,
«лидер ОПГ» (организованной преступной группировки) звучит куда
респектабельнее, чем вульгарное «главарь шайки», а «русский шансон» –
совсем не то, что примитивный «блатняк», который «культурному» человеку
претит. А шансон чего ж не послушать?
Конечно, «криминальная»
субкультура существовала и раньше. Однако ее потребителем был весьма
ограниченный круг маргинальной публики, за рамки которого она
(субкультура) не выходила. Отчасти потому, что подобные попытки
пресекались государством в лице цензуры и разнообразных худсоветов, но
главным образом от того, что ее отторгало само общество, в котором
главенствовали традиционные моральные ценности, проистекавшие из
христианских заповедей: не убий, не укради и пр. Отступление от них
воспринималось как нечто аномальное и достойное порицания. Наличие
судимости, например, старались в приличном обществе не афишировать,
потому что украшением биографии она отнюдь не считалась.
Словом,
существовал где-то внизу общественного организма этакий аппендикс,
вбиравший в себя побочные продукты его жизнедеятельности.
Существовал-существовал и вдруг прорвался.
Удивительно, но именно в
новой демократической России крайне востребованными оказались весьма
специфические понятия, нравы, субкультура и язык лагерных бараков. Лица с
плакатов «Их разыскивает милиция» переместились на телеэкран. И вот уже
на всероссийском канале бывший рецидивист, а ныне гламурная
«телезвезда» охотно демонстрирует уголовные наколки, густо покрывающие
его синюшные телеса, и вещает о том, что зона – и есть единственная
настоящая школа жизни для всякого реального пацана.
Истерично-блатной
надрыв «русского шансона» услаждает слух пассажиров в маршрутках, а
слово «вор» скоро будем писать с большой буквы, потому что это уже не
название преступной профессии, а социальной статус, гораздо выше
какого-нибудь там академика.
Уголовная «феня» напористо входит в
общественно-политический лексикон. Все эти «беспределы», «стрелки»,
«бабло» и прочие лингвистические изыски, льющиеся на нас с трибун и
экранов, – родом оттуда, из камер и лагерных бараков.
Депутаты,
чиновники, милиционеры и даже судьи с прокурорами не морщатся больше
брезгливо от необходимости общаться со всякого рода паханами, а,
напротив, радостно и демонстративно пожимают синие от наколок персты
«авторитетных предпринимателей» и «руководителей ОПС» (организованных
преступных сообществ).
Покушение на бесценную жизнь вора в законе
Деда Хасана несколько дней было новостью номер один, которую
комментировали самые высокие милицейские чины, будто оправдываясь за то,
что не уберегли. А трансляции погребения другого «выдающегося
представителя русской мафии» Япончика затмили собой репортажи с похорон
первого президента РФ.
Так что «юноше, обдумывающему житье, делать
жизнь с кого» долго ломать голову не приходится. Хочешь иметь «Черный
бумер»? Тогда иди в «бригаду».
И стоит ли удивляться тому, что
классы уже начальной школы живут «по понятиям»: не «козли», не
«крысятничай», иначе «замочим по-возрослому». А пацаны из станицы
Кущевской пошли работать киллерами?
Но, может быть, я сгущаю краски и на самом деле ничего страшного не происходит?
Владимир МИРОНОВ