В большинстве материалов о волнениях и революциях в Египте, Тунисе, Ливии, Марокко, Йемене, Иордании, Бахрейне, Ираке и других арабских странах подчеркивались их основные, бросающиеся в глаза причины: диктатуры, безработица, репрессии, расправы с протестующими. Авторы этих материалов уделяли главное внимание «среднему классу», молодым, образованным активистам, их связи по Интернету («Los Angeles Times», 16 февраля 2011) и, в случае просионистских теоретиков, «невидимой руке» исламских экстремистов («Daily Alert», 25 февраля 2011).

В этих материалах отсутствует всякая попытка концептуализации революций, заключающаяся в обобщении долгосрочных и среднесрочных социально-экономических предпосылок, и их влияния на краткосрочные «детонаторы» политического действия. Масштабы и глубина народных восстаний, а также разнообразие стоящих за ними политических и общественных сил, исключают любое упрощенное, одномерное толкование рассматриваемых конфликтов.

Наилучшим подходом в данном случае мне представляется «структура воронки», в которой сверху, на широком конце, располагается экономическая, классовая и политическая системы, на среднем уровне определяются динамические кумулятивные эффекты этих систем на изменения в политических, социальных и экономических отношениях. В самом низу «воронки» находятся краткосрочные причины, обуславливающие социальные, политические и психологические реакции, формирующие общественное сознание, ведущее к политическому действию.

Характеристика экономик арабских государств

За исключением Иордании, большинство арабских экономик в тех странах, где произошли революции, существуют за счет нефтяной, газовой, минеральной или туристической «ренты», которая обеспечивает большую часть валютных поступлений и в основном формирует госбюджет (Financial Times, 22 февраля 2011, стр. 14). Эти сектора экономики представляют собой своеобразные экспортные анклавы, придающие народному хозяйству в высшей степени узкоспециализированный характер. В них занята лишь небольшая часть рабочей силы. Эти сектора никак не связаны с внутренним производством: нефть экспортируется, а готовые товары народного потребления, вместе с финансовыми и высокотехнологичными услугами, полностью импортируются и находятся под контролем иностранных ТНК, а также связанных с правящими элитами эмигрантов (Economic and Political Weekly, 12 февраля 2011, стр. 11). Туризм приносит доход в виде «ренты» и является сектором, приносящим «конвертируемую валюту» и налоговые сборы для классово-кланового государства. Последнее опирается на субсидируемый иностранный капитал, и тесно связано с местными строительными подрядчиками и операторами недвижимости, обеспечивая их инвестициями и импортной рабсилой.

Доход с ренты может создавать огромные состояния, особенно в годы высоких цен на сырье, но он формирует класс «рантье», у которых нет никаких стимулов и никакого желания для расширения и развития местной экономики. Рантье «специализируются» на финансовых спекуляциях, заморских инвестициях, экстравагантном потреблении сверхдорогих вещей и обожают открывать миллиардные счета в иностранных банках.

Экономика рантье создает крайне мало рабочих мест в сфере современного производства. Прибыли целиком контролируются семейными кланами и иностранными финансовыми структурами. Техническая и малоквалифицированная работа выполняется иностранной рабсилой, занятой по контрактам на условиях, при которых местные рабочие и инженеры трудиться не согласны.

Экономика рантье порождает клановый правящий класс, применительно к которому понятия «частной» и «государственной» собственности не всегда работают. «Государственное» на самом деле принадлежит абсолютному монарху и его расширенной семье, а также преданным монарху клановым лидерам, политической свите и технократам.

Существуют «закрытые правящие классы». Вход в них строго ограничен, он открыт только для избранных членов клана или династической семьи, наряду с небольшим числом «предпринимателей», обсуживающих правящий клан-класс. «Круг избранных» существует на счет доходов от ренты, «откатов» строительных подрядчиков, взяток за права на аренду земли, приобретение импортных лицензий и предоставление «налоговых каникул».

Помимо разграбления общественной казны, правящий клан-класс обожает продвигать «свободную торговлю» - т.е. импорт дешевой готовой продукции, на корню уничтожающий всякую попытку наладить местное производство хоть в промышленности, хоть в сельском хозяйстве, хоть в области высоких технологий.

В результате в этих странах отсутствует капиталистический класс национальных предпринимателей – «средний класс». «Средним классом» считаются в основном люди, занятые в общественном секторе (учителя, врачи, чиновники, пожарные, полицейские, военные) – доходы которых целиком зависят от милости абсолютистской власти. У них нет никаких шансов на продвижение в высшие эшелоны или на улучшение экономических возможностей для своих образованных детей.

Концентрация экономической и политической власти в руках закрытых классов-кланов приводит к совершенно ненормальной концентрации богатства. Учитывая общественную дистанцию между правителями и управляемыми, усредненные показатели дохода на душу населения создают полностью неадекватную картину. Бессмысленно высчитывать средний доход кучки миллиардеров наверху и огромной массы низкооплачиваемой и безработной молодежи внизу.

Для того чтобы в условиях жесточайшего неравенства обезопасить свои позиции, правящий класс рантье заключает союзы с крупнейшими производителями оружия и заручается военной поддержкой господствующей имперской державы – США. Он проводит политику «неоколониализма по приглашению», предлагая землю под военные базы и аэродромы, предоставляя морские порты для военных операций и участвуя в подавлении антиимпериалистических сил, особенно тех, которые угрожают сионисткой гегемонии в регионе.

В среднесрочной перспективе, силовое правление компенсируется патерналистской раздачей милостыни сельской бедноте и племенным кланам. Субсидируется продовольствие для бедных, создаются кое-какие рабочие места для безработных с высшим образованием. Как дорогостоящие сделки по покупке оружия, так и патерналистские субсидии отражают отсутствие всякого желания инвестировать в местное производство. Миллиарды расходуются на вооружения, вместо того, чтобы вкладываться в экономику. Сотни миллионов идут на милостивые подачки, вместо того, чтобы служить созданию рабочих мест.

Вся эта уродливая система скрепляется воедино с помощью комбинации из грабежа общественного богатства и природных ресурсов с использованием традиционных клановых и неоколониальных рекрутов для угнетения и подавления населения. Самые последние модели американского оружия служат для поддержания анахронистических абсолютистских монархий и диктатур, основанных на принципах династического правления, взятых из 18-го века.

Распространение современных систем коммуникации и ультрасовременных шопинг-центров идет на пользу исключительно узкой прослойке элитных потребителей и лишь подчеркивает ужасающий контраст между правящими кланами и безработной образованной молодежью, не допущенной наверх и выдавливаемой снизу низкооплачиваемыми гастарбайтерами.

Неолиберальная дестабилизация

Классы рантье подвергаются давлению со стороны международных финансовых институтов и местных банков. От них требуют «реформировать» экономику: «открыть» внутренний рынок и общественные предприятия для иностранных инвесторов, и сократить с помощью неолиберальных реформ дефицит бюджета, образовавшийся в результате глобального кризиса (Economic and Political Weekly, 2/12/11, стр. 11).

В результате «экономических реформ» были снижены или вовсе отменены продовольственные субсидии для бедняков, а государственная занятость сокращена. Тем самым, исчезли и те немногие возможности для жизненного роста, которые были у образованной молодежи. Налоги на простых тружеников были увеличены, в то время как дельцы рынка недвижимости и финансовые спекулянты продолжали получать налоговые послабления. Дерегуляция подстегнула и без того расцветавшую коррупцию, распространившуюся теперь уже и на рядовых чиновников, не принадлежащих к правящим классам-кланам.

Патерналистские «узы», связывавшие низшие и средние слои с правящей верхушкой, подверглись сильной эрозии в результате навязанных из вне неолиберальных «реформ», сочетавших «современную» иностранную эксплуатацию с существовавшими «традиционными» формами грабежа. Классово-клановые режимы больше не могут опираться на клановую, племенную, клерикальную лояльность, в деле изоляции городских профсоюзов, студенческих, рабочих, ремесленнических и прочих движений. 

Улицы против дворцов

Причины, раскрутившие маховик арабских революций, лежат в плоскости тяжелейших классово-демографических противоречий, порожденных экономикой рантье. Правящая олигархия вынуждена иметь дело с массовой безработицей в молодежной среде. От 50 до 65 процентов населения моложе 25 лет либо совсем не имеет работы, либо довольствуется частичной занятостью (Washington Blog, 2/24/11). Экономика рантье не в состоянии обеспечить образованную молодежь современными рабочими местами. Она сплавляет молодых людей в джунгли «неформальной экономики», превращая их в уличных торговцев, таксистов, носильщиков и домашнюю прислугу. Ультрасовременные отрасли нефти, газа, недвижимости, туризма и шопинг-центров находятся под контролем отсталой традиционной клерикально-клановой элиты – посторонние в них почти не допускаются. Промышленный рабочий класс со своими небольшими независимыми профсоюзами подвергается угнетению. Гражданские ассоциации среднего класса либо контролируются государством, либо вся их деятельность сводится к подаче петиций тому же государству.

«Недоразвитие» общественных организаций, связанных с классами, вовлеченными в современное производство, означает, что острие политической борьбы будет вынесено на улицы. Безработные и частично занятые в неформальном секторе молодые люди проводят время в киосках, кафе, всяких уличных заведениях, рынках, вращаясь вокруг да около центров административной власти. Городская масса не занимает стратегических позиций в экономической системе. Но она в состоянии мобилизоваться и парализовать улицы и плазы, через которые распространяются и реализуются товары и услуги. Важно и то, что массовые движения, состоящие из безработной молодежи, дают возможность притесняемым профессионалам, работникам госсектора, малого бизнеса принимать участие в протестах, не опасаясь увольнений и прочих репрессий на своих рабочих местах.

Политическая и общественная конфронтация развивается вокруг двух противоположных полюсов: олигархии и деклассированной массы (арабской улицы). Первая прямо связана с государством (полицейским и военным аппаратом), а вторая с аморфными, неформальными, «лицом к лицу», импровизированными организациями. Исключение составляют студенты, объединенные Интернетом. Организованные профсоюзами рабочие вовлекаются в борьбу позже, и в основном сосредотачиваются на секторальных экономических требованиях, за исключением общественных предприятий, контролируемых друзьями олигархов, где рабочие требуют изменений в руководстве. 

В результате социальных особенностей государств-рантье, восстания не принимают форму классовой борьбы между наемным трудом и промышленным капиталом. Уличные общественные движения демонстрируют свою способность подорвать легитимность государственной власти, и могут привести к падению правящих автократов. Но, обладая способностью легко заполнять площади, уличные движения быстро распадаются, сразу после низвержения символов угнетения. У этих движений нет организации и руководства, чтобы спланировать новый общественно-политический порядок, не говоря уже о том, чтобы его реализовать. Их сила заключается в их способности давить на элиты и институты власти, но они не могут заменить государство и управлять экономикой. Отсюда та удивительная легкость, с которой поддерживаемые США, Израилем и ЕС египетские военные сумели взять власть и отстоять государство-рантье, его экономическую структуру и свои связи с империалистическими хозяевами.

Выводы

Правители режимов-рантье поддерживают свою власть посредством связей с американскими и европейскими военными и финансовыми институтами. Они модернизируют свои богатые анклавы и выдавливают на обочину образованную молодежь, вынуждая её заниматься низкооплачиваемой работой, преимущественно в неформальном секторе, на улицах больших столичных городов. Неолиберальная приватизация, сокращение государственных субсидий подорвали патерналистские узы, посредством которых правящие классы сдерживали недовольство молодежи и бедняков. Столкновение классов и масс, современности и традиции стало прямым результатом процесса неолиберализации сверху и исключения снизу. Обещания неолиберальных «реформаторов», что рынок найдет замену ликвидируемым государственным рабочим местам и субсидиям – оказались ложью. Неолиберальная политика усилила концентрацию богатства с одной стороны, и ослабила государственный контроль над массами - с другой.

Мировой кризис капитализма заставил ЕС и США ужесточить иммиграционные процедуры, уничтожив один из путей спасения режимов – массовый исход безработной образованной молодежи заграницу. Иммиграция перестала быть опцией. Остался по сути один выбор – между борьбой и прозябанием. Исследования показывают, что иммигрируют, как правило, наиболее амбициозные, образованные и способные рисковать. Ныне, зажатые в своей стране, они вынуждены бороться за свой жизненный успех дома, путем коллективного политического действия.

Важно и то, что в глазах политизированной молодежи Соединенные Штаты – гарант режимов-рантье – рассматриваются как упадочная империя, теснимая на мировых рынках Китаем, битая в Ираке и Афганистане, униженная позорной службой на побегушках у дискредитированного Израиля. Все эти признаки имперского упадка побуждают демократические движения смело выступать против американских клиентов и не бояться военной интервенции со стороны США. Массовые движения видят своих олигархов в качестве «трехслойного» режима: государства-рантье под гегемонией США, которые, в свою очередь, лежат под попечительством сионизма. Наблюдая, как в ООН 130 государств и весь Совет безопасности минус США осуждают израильскую колониальную экспансию, как Египет, Тунис, Ливан и будущие режимы Йемена и Бахрейна обещают новую демократическую внешнюю политику, массовые движения понимают, что вся военная мощь Израиля с его 680-тысячной армией не имеет никакого значения перед лицом тотальной дипломатической изоляции, потерей региональных клиентов-рантье и полной дискредитацией его агрессивных правителей и массы сионистских агентов в американском дипкорпусе (Financial Times 2/24/11, стр. 7).

Социально-экономические структуры и политические условия, детонировавшие продемократические массовые движения, представляют теперь самый большой вызов: смогут ли аморфные и разрозненные массы превратиться в организованную общественно-политическую силу, которая сможет взять государственную власть, демократизировать режим и, в то же самое время, создать новую продуктивную экономику, которая обеспечит молодежи стабильное трудоустройство на хорошо оплачиваемых местах? Политический результат на сегодняшний день не определен: демократы и социалисты борются против клерикалов, монархистов и неолибералов, финансируемых США.

Ещё рано праздновать народную демократическую революцию…

Оригинал находится на: http://axisoflogic.com/artman/publish/Article_62419.shtml

Перевод Ильи Иоффе